И сдать его предмет вновь можно будет лишь одним чудовищным способом…
— Зачем вы так? — с трудом выговорила она, глядя на него заплаканными глазами, — я же все сделала, как вы сказали… я же все сделала! — Юля еле-еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь, останавливало одно: если она заплачет сейчас, не останется сил даже уйти из этой проклятой аудитории…
— Так у меня и нет претензий за прошедший семестр! — Перевертов нехорошо усмехнулся, — а летом зайдешь, если так угодно один раз и все…
— Но зачем… — прошептала Юля, — ведь есть же другие. Я же не одна…
— А может, ты мне в душу запала! — Перевертов встал и схватил ее за плечи. Сейчас даже не было сил сопротивляться, — зря ты так, Аксенова, многие позавидовали бы тебе. Серьезно, относилась бы ты ко всему проще, мы ведь живем в современном мире! — добавил он.
Юля посмотрела на преподавателя и к еще большему ужасу поняла, что он сейчас абсолютно серьезен. Он действительно считал происходящее вполне нормальным…
— Кстати, можешь сказать «спасибо» за неплохой первый раз, — Перевертов опять вернулся к привычно издевательской манере разговора, — знаешь, эти прыщавые студентики, что они там умеют! Но на благодарности я не настаиваю!
Скрестив руки на груди, он наблюдал, как Юля трясущимися руками убирает зачетную книжку в сумочку и, пошатываясь, бредет к входу из аудитории.
— До свидания, Аксенова! — бросил он ей вслед, — береги себя!
Опять издевательски-двусмысленная фраза. Опять сарказм, унижение, чувство полного превосходства… он — хозяин положения. Он будет делать, что захочет. Ей никто не поможет…
Юля вывалилась из аудитории и, цепляясь за стены, побрела по коридору. Ноги с большим трудом держали ее, перед глазами все плыло. В горле отвратительным комом стояла тошнота, голова дико кружилась, а душа, похоже, полностью умерла в эти отвратительные моменты…
Практически наощупь найдя дверь, Аксенова вползла в уборную и заперлась в одной из кабинок, встав на четвереньки, глядя на грязный кафель…
В этот момент в брошенной рядом сумочке зазвонил телефон. Юля открыла замок и, вытряхнув все содержимое, взяли в руки аппарат. Мама. Не ответить было нельзя. Собраться. Только не расплакаться. Только не подать виду, что у нее что-то случилось…
— Алло, мам! — собрав последние силы, Юля ответила на звонок.
— Доченька, привет! Как у тебя дела?
Услышав мамин голос, Юля моментально взорвалась рыданиями. Вся дрожа от душивших слез, она изо всех сил зажала рот рукой, стараясь успокоиться…
— Алло, Юля! У тебя все в порядке? Алло!
— Да, мамочка! Все хорошо! — с трудом проговорила Юля, роняя на пол лившиеся из глаз слезы.
— Юленька, дочка что-то случилось? — напряглась мама, — что у тебя с голосом?
— С голосом? — Юля попыталась улыбнуться сквозь слезы, хотя мать ее не видела, — с голосом ничего. Связь просто плохая, я в подвале корпуса! — соврала она, глубоко дыша, чтобы опять не расплакаться.
— Ты приедешь на каникулах? — спросила мама, — экзамены-то сдала?
— Экзамены… — в глазах Аксеновой в этот момент появилась отчаянная, почти животная злоба, — экзамен сдала. Да, мамочка, на каникулы приеду. Слушай, не могу сейчас говорить, в деканат надо. Потом, ладно?
— Давай, дочь, целую, очень любим тебя!..
Сбросив вызов и отшвырнув телефон, Юля облокотилась на холодную кафельную стену и, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась в голос, надеясь только, что в туалет никто больше не зайдет…
***
Март 2014
— Костя! Эй, Петровский, задержись!
Петровский с удивлением обернулся. В последнее время мало кто обращался к нему по фамилии. После того случая с пожаром его едва ли не боготворили, в совокупности со всем предыдущим опытом почти никто не решился бы вот так окликнуть его на улице, разве что кто-то из преподавателей. Но нет, это точно был кто-то из студентов. Обернувшись, он к еще большему удивлению увидел спешившего к нему Сергея.
— Макаров! Уже стал забывать твой голос! — Петровский остановился, с усмешкой глядя на приближавшегося однокурсника, — даже так, мы снова здороваемся за руку? — он посмотрел на протянутую Сергеем руку и, продолжая ухмыляться, пожал ее.
— Не ерничай, Петровский! — сказал Макаров, — если мы не друзья, не значит, что мы звери. И о подвигах твоих тоже наслышан. Так что не вижу повода не подавать тебе руки. Знаешь, если бы твою энергию направить в доброе русло…
— Если мою энергию направить в доброе русло, я по миру пойду! — отрезал Петровский, — ты ведь тормознул меня не для обмена мировоззрениями? По-моему, мы уже определились, что в этих вопросах не сходимся. Ты прости, Серег, я вообще-то спешу! — он изо всех сил демонстрировал пренебрежительное отношение, связанное с тем, что Сергей покинул «сеть».
— Да нет, я, в общем, по делу, — признался Макаров.
— По делу, тогда интересно, — Петровский быстро кивнул, показывая, что готов слушать, — что, взялся за ум и хочешь вернуться? Я бы взял, не гордый. Только что-то мне подсказывает…
— Правильно подсказывает, — на этот раз перебил уже Макаров, — нет, вопрос моего участия в твоей шайке мы уже проходили, эта вакансия мне не подходит…
Петровский усмехнулся. Ему нравилось, что некоторые, пусть и небольшие, но изменения в Сергее все же произошли, к примеру, в нем появилась доля сарказма…
— Но какое-то время я все-таки работал на тебя, — продолжал Макаров, глядя Петровскому в глаза, — полтора года, если мне не изменяет память, верно?
— Примерно так, продолжай, — Петровский согласно кивнул.
— Только неправильно не пойми! — предупредил Сергей, — но я знаю, что все это время помимо расходных денег копился и, так сказать, «общак», верно? Скажи, за те полтора года, что я был с вами… имею я право на какую-то долю? Даже с учетом долга, денег-то там явно во много раз больше? — он очень внимательно посмотрел на Петровского, — ты только не подумай лишнего, я от этого не в восторге, в иных обстоятельствах я бы…
— Я все понял, Серег, причины можешь не объяснять, мне все равно параллельно! — Петровский жестом остановил его, — да, претензия вполне справедливая, остальное меня не касается, это теперь твои проблемы, что тобой движет — мне равноценно. Деньги свои ты получишь. Через два дня тебя устроит? — он взглянул на Макарова, — просто надо кое-какие дела закончить, потом займусь тобой, нормально или срочно тебе?
— Да нет, два дня терпит, — Сергей согласно кивнул, — ты не думай, Петровский, что…
— Сереж, ты же умный парень! — Петровский усмехнулся, — мне что, повторять все по два раза, как в той песенке? Сказал же: мне не нужны твои оправдания.
— А я и не собираюсь перед тобой оправдываться, — Макаров заметно рассердился.
— Вот и ладненько, созвонимся! — Петровский похлопал его по плечу, — Сереж, а желания еще поработать прям совсем нет? — уже собираясь уходить,
